Самонаграждение за предотвращение

Четверг, 6 декабря 2012 г.

Сергей Пархоменко: Как вы думаете, почему на нас теперь с таким воем и грохотом бросились люди, утверждающие, будто это мы их лишили самого ценного и радостного для них уникального шанса: разбить чужие - не свои же, в самом деле! - головы о стены зданий ЦИКа, Думы, Администрации президента, Кремля, наконец?.. Начал эту песню Лимонов, а продолжили еще десятки глоток  других, менее заслуженных перед российской словесностью и мировым революционным движением, самопровозглашенных погонщиков человеческих стад: увели, дескать, угнали, украли у нас что-то самое важное и дорогое. Что украли-то? Ах, вон в чем дело: «протест» увели, «людей» угнали.
Причем, посреди своего крика они время от времени путаются и в мотивировках, и в претензиях, и в показаниях. Что в данном случае похитили и у кого? Это их самих увели у кого-то? Или это, наоборот, у них увели кого-то третьего? Они были объектом или же обладателем злодейски угнанного политического «имущества»?
Зачин у всех у них их более или менее одинаковый. Не уведи, дескать, в самом начале протестной поры вы, проклятые, с прекрасной площади Революции в ужасную ловушку Болотной всех... (вот именно тут, впрочем, начинается путаница: то ли «нас» увели, то ли «у нас» увели) - и мы бы!.. мы бы... эх, мы бы!!! Дальше фантазия разыгрывается всякий раз по-новому. И начинается сладострастное перечисление взятых штурмом и разгромленных госучреждений; добытых под ударами народной стихии удивительных и экзотических политических решений, реформ и привилегий; и наконец - самое заветное - список должностных лиц, брошенных с раската на позор и разграбление исполненной гнева и презрения революционной массе. Распаленное воображение рисует всех этих пленников восставшего народа в самой жалкой позиции: в тот сладкий миг, когда они подвергаются необычным, иногда комическим, но чаще по-звериному серьезным экзекуциям в широком ассортименте - от задавания прямо в лоб нелицеприятных вопросов, насчет допущенных служебных преступлений, до растерзания разъяренной толпой на тысячу маленьких носовых платочков.
И что же, мы с вами должны к этим фантазмам относиться серьезно?
Да, несомненно, должны. А как же?
Потому что на общий вид - да: эта довольно жидкая толпа «отчаянных храбрецов по переписке» в массе своей состоит, конечно, из бессмысленных и безвольных пустопорожних трепачей. И они действительно оказываются совершенно обескуражены простым вопросом: отчего же вы все так легко, охотно, радостно отказались от вроде бы давно выношенных революционно-штурмовых фантазий ради возможности быть угнанными, как сами себе жалуетесь, к дальним и мирным митинговым пастбищам?
Но ведь и несколько хладнокровных подлецов с остановившимися пустыми глазами в этой среде найдутся, совершенно неизбежно. Слава богу, чужими жизнями они обычно все же не способны распоряжаться. Сознание их, конечно, покорежено беглым, недобросовестным чтением случайного набора безграмотных агрессивных текстов. Головы заполнены неопрятными массами разрозненных полупереваренных сведений. Но безумие все-таки не настолько глубоко поразило их, чтобы мечтать о настоящих трупах.
А вот поиграть чужой свободой, чужими репутациями, лучше даже чужими судьбами целиком, - это они с готовностью, с наслаждением.
Знаете, за что именно мы с другими участниками «организационно-переговорного процесса» так выкладывались тогда, год назад, в декабре?
А теперь попробуйте прикинуть сами, кто и за что именно нам не может теперь простить этого перехода 10 декабря. Перехода не с одной площади на другую, а с режима тоталитарного принуждения, которое казалось адептам «стенобитного протеста» идеальным способом утверждения своего лидерства, своей власти в их маленьком мирке насилия и агрессии. Они рассчитывали на неразбериху, на давку, на растерянность людей, впервые участвовавших в протестной акции и не понимающих, как себя здесь вести, чем и как можно рисковать, а чего следует опасаться.
Они рассчитывали, попросту говоря, употребить людей, пришедших на площадь Революции, втемную.
Не дали мы им. Вернули ситуацию к «свободному положению», - когда каждый разумно и зряче определяет, зачем он здесь и где разумная мера его сил.
Получается, что и в основе этого протеста лежал все тот же выбор: между насилием и свободой. Между рабским послушанием и волей. Мы этот выбор сделали моментально - и можно сказать, инстинктивно, отдавшись ясному, неоспоримому пониманию истины момента.

Дмитрий Бутрин: Где-то год назад в компании довольно злых и нервных людей был занят предотвращением довольно высоко вероятных убийств одних добрых людей другими добрыми людьми. Ничего другого в виду не имелось, какие-то другие мотивации появились только после 10 декабря.
Результат превзошел ожидания. Не только не убили никого, но и надежда какая-то появилась, что этой проблемы в перспективе вообще не будет.
Некоторые добрые люди, правда, теперь негодуют: зачем? было бы так славно, кровища-движуха-баррикады, а тут какое-то болот, 20 человек в сизо и никаких надежд на торжество добра в очистительном погроме. Так бы мы, конечно, уже бы от военного коммунизма к коллективизации и чисткам переходили, уже бы весь погост крапивой зарос, кто бы вспомнил? Нет офисному рабству, даешь Латинскую Америку, даешь длинные каникулы со вкусным мясом!
Рот закрой? Не даешь. Биться они собрались, одно добро другое добро хотело покалечить, да зло помешало. Мы тут с детьми гуляем, между прочим. Это их город, а не ваш и не наш.
Только гуманитарные кампании достойны усилий злых и нервных людей. Остальное можно оставить добрым и хорошим. Случится еще раз - ни минуты не буду сомневаться, на чьей я стороне. Не с теми, кто за, а с теми, кто против.
Вот и Навальный про то же - не, никакого добра и никаких больших надежд.
Год был совершенно небесполезный, но об этом чуть позже.