Виктория Иноземцева пишет:
Шестого мая мы с подругой Леной шли в шеренге недалеко от Удальцова, где-то на уровне с детства привычного фабрики-рабочим. В революционной компании мы оказались случайно. Улыбаясь, вспоминали родной экономический факультет. Давно не виделись, шутили и вертели головами, пытаясь навскидку определить число пришедших. Радовались, что их много, строили планы на завтра и на ближайшие шесть лет.
И тут Удальцов сел на асфальт. Я поняла, что прогнозы наши уже ничтожны. Все внутри оборвалось.
Объявляется бессрочная сидячая забастовка, сказал он. Отмена инаугурации, перевыборы. Все телеканалы сюда. Мы никуда не уйдем. Открывайте твиттер, звоните родственникам, знакомым и говорите, чтобы несли одеяла, палатки, воду и теплые вещи. При слове «родственникам» я подумала о маме и разозлилась еще больше. Счастье, что телеканалы еще не здесь.
Садиться рядом мысли не было. Но и уходить было тяжело. Удальцов был в кругу соратников, но дальше определенного радиуса вокруг него никто не сел. Люди стояли, как вкопанные. Чувствовалось, что они до конца не понимают происходящего. Если бы не подоспевший Быков, я бы тоже стояла такая же. Мы ушли по Якиманке обратно, возможность тогда еще была. Пробирались сквозь толпу, как это показывают в военных фильмах: сами старались не давить, но давили на нас.
Хочу высказать свое мнение как свидетель. Можно планировать безумие, но два разных действия вместе планировать нельзя. Потому что ты либо сидишь, любо идешь. Либо сидячая забастовка, либо ходячая. Из сидящих никто не собирался скоро вставать. Идея прорыва на мост, и вовсе не умная, но если такая и была, то с попыткой майдана она не связана.
В тот день наступил дедлайн. Конец мира прежнего. К нему подготовились, хорошо понимая друг друга. Но оставалась еще одна сторона. Будем действовать по обстоятельствам, сказал Сергей. Мы же не знаем, сколько народу придет.
(процитировано частично)