Толоконникову спрятали в надежное место

Вторник, 24 сентября 2013 г.

Надежду Тольконникову изолировали от других осужденных после публикации ее письма о «беспределе» в колонии. Странно, что о нечеловеческих условиях содержания скандальная дама заговорила лишь сейчас.

Письма на волю Надежда Тольконникова начала писать еще во время своего пребывания в СИЗО. Правда, касались они не ужасного положения дел в российской пенитенциарной системе, а поведения супруга участницы Pussy Riot, который после посадки жены у всех на глазах предал идеалы панковской молодости. Толоконникова говорила, что Петр Верзилов в своих интересах использует записи и символику группы, а идеи коллектива представляет в невыгодном свете. Письмо попало в СМИ в сентябре 2012 года, а уже 9 ноября Толоконникова оказалась в мордовской колонии, в той самой, описание которой в очередном послании на волю кого-то шокировало, а кого-то заставило задуматься: как же так? На фотографиях, сделанных в первые дни пребывания Надежды Толоконниковой в колонии, девушка выглядит вполне нормально, если не считать одутловатой куртки - форма у женщин-заключенных далека от стандартов парижской моды. Впрочем, с самого начала пребывания Толоконниковой в мордовской колонии, о режиме учреждения говорили как о суровом. Но адвокат осужденной Марк Фейгин рассказывал, что Надежда нормально вписалась в лагерную жизнь и проживает в бараке вместе с 50 осужденными. Защитник участницы скандальной группы заявлял, что у нее нет жалоб на руководство и сокамерников, а в колонии никому нет дела до идеологических разборок. Единственным неудобством для Толоконниковой Фейгин называл отсутствие книг и скудную библиотеку в колонии, так как там «никто не интересуется чтением». Распорядок дня также не вызывал никаких нареканий: да, тяжело, но все-таки не в пионерском лагере. Подъем на мордовской зоне начинается в 7 утра, отбой строго в 22.00.

Но спустя год самая известная осужденная в ИК №14 внезапно решает пойти на довольно серьезный шаг: обвинить руководство учреждения в организации практически рабского труда, унижениях, невозможности соблюдать личную гигиену, употреблять в пищу собственные продукты и в несъедобных блюдах в столовой из гнилой картошки. Толоконникова заявила, что режим работы в колонии попросту зверский - по 17 часов в день с невероятной нормой выработки по пошиву полицейских костюмов. Прилагались также рассказы об избиениях и руководстве, которое держит заключенных на морозе не пуская в барак. Письмо вызвало огромный отклик и уже через сутки посыпались сообщения о том, что Толоконникову закрыли в штрафном изоляторе. ФСИН опровергло сообщения и заявило: не в ШИЗО, а в безопасное место.

«В связи с тем, что осужденная Надежда Толоконникова обратилась к руководству УФСИН России по Республике Мордовия с заявлением о том, что в ее адрес поступают угрозы, было принято решение о переводе ее в безопасное место», - рассказали представители ведомства. «В настоящее время осужденная находится в изолированном помещении, в котором коммунально-бытовые условия соответствуют нормам, установленным законодательством. Кроме того, в ее распоряжении находятся личные вещи, продукты, книги, письменные принадлежности. При необходимости осужденной предоставляется возможность проведения телефонных переговоров и встреч с адвокатами. Стоит отметить, что помещение осужденных в безопасное место не лишает их прав, установленных действующим законодательством».

Исходя из всего произошедшего хочется задать вопрос: почему борец за гражданские права Толоконникова разглядела все ужасы мордовской зоны только сейчас? Неужели раньше режим ее содержания чем-то отличался? Пока вопрос риторический. Но очевидно одно: многолетний, по словам заключенной, беспредел в колонии почему-то не вызвал никаких бунтов среди осужденных. Достаточно вспомнить исправительную колонию в Копейске, которая подала пример на всю Россию. После бунта в копейской ИК пронеслись аналогичные акции протеста в других колониях. Но мало кто задается вопросом о том, почему такого не произошло в Мордовии? Только потому, что это женская зона? Представляется странным говорить, что «матерые уголовницы», о которых пишет Толоконникова, не подняли бы настоящий бабий бунт в условиях 17 часового рабочего дня, отсутствия душа, нормальной еды и зверствах руководства. И только теперь лишь одна Толоконникова оказалась готова рассказать правду.

Никто не говорит о том, что исправительные колонии должны напоминать санатории, но никто не говорит и о том, что права человека должны нарушаться. И если на протяжении многих лет, информация о «Мордоре» в Мордовии каким-то образом удачно скрывалась, а теперь с такой легкостью попала «на волю»... Дела действительно странные.

Антон Фролов