Владимир Березин

Четверг, 17 сентября 2009 г.

Решительно не понимаю, отчего все так всполошились оттого, что Президент обратил внимание на Калашникова. Калашников не купец, Президент как-то не совсем уж опричник, поэтому случилось всё вполне благодушно. Однако ж люди засуетились и начали спрашивать даже меня, затворника, о том, что это за писатель-фонтаст такой.

Я отвечал, что, во-первых, он не писатель-фонтаст.
Фонтасты это такое особое понятие - писатели, что пишут про вампиров, звездолёты или драконов. Несколько раз в году они съезжаются на сходки. То есть, это такой профсоюз, только без членских билетов. Водку пьют, пиздят, мешки не ворочают.
А вокруг болтаются неприсоединившиеся. Например, Дмитрий Львович Быков - вполне себе писатель, но назвать его писателем-фонтастом как-то язык не поворачивается. Равно как и Гоголь напридумывал много всего причудливого, но назвать его фонтастом как-то неловко.
Так и здесь: Калашников называет себя писателем-футурологом. По сути, это такая беллетризованная передача типа карауловской или леонтьевской. Я, кстати, только вчера видел в недрах кабельного телевидения фильм про Полярную Россию - с вполне трагическим закадровым голосом, множественной 3D анимацией и призывами к третьему пути, точь-в-точь как в магазине вонючих индийских палочек.
Прямые предки этой литературы вовсе не советские фантасты, а книги вроде саги о звенящих кедрах России. Входит человек в лес - ба! - а там волшебница-Анастасия. Не дрейфь, мужик, оссию спасут кедры и дачники! Почему дачники, почему - кедры? Ни хуя непонятно, но завораживает, как всякий простой лозунг. Молодцы.

Дальше меня начали спрашивать, не ё**утый ли этот Калашников.
На вопрос - ё**утый он или нет, дать ответ совершенно невозможно. Он может быть человеком искренним, а может быть циником, понимающим, что на этаком стилесейчас можно неплохо заработать. Нужно хотя бы постоять с человеком рядом, чтобы понять его ё**утость..
Я же не футурологов в лицо знаю (хоть и ходил к ним на футурологический конгресс),, а фонтастов.

И, наконец, меня стали спрашивать, не слишком ли это ужасно. Это, отвечал я, совершенно не ужасно. Я, конечно, сам-то отношусь к миру как философ Сковорода - всё боюсь, что он меня норовит поймать. Но вот настораживает ли меня то, что Значительное лицо вступает в диалог с фриком? Да ничуть. И я вступаю в диалог с ними, и успешные диктаторы вступали, и неуспешные правители вступали - это ничего не значит. Разные могут быть мотивы.
Причём могут быть фрики и зимние и летние. Товарищу Сталину довольно долго пудрили мозги бессмертием. Или вот Трофим Денисовоч Лысенко при двух государях удержался. А вот кукуруза у нас за Полярным кругом пыталсь расти. Председателю Госплана Байбакову беспохмельную водку впарили. Джуна, если не врут, в гости к Брежневу ходила.
Тут, конечно, интереснее, механизм, как это всё происходит. Само ли Значительное лицо встрепенулось, или спросило референта, как меня сейчас спрашивают. А референт отвечает: "Написал двадцать книг. По тиражам третий (к примеру) в своём сегменте".
И чё? Путин, вот чай пил с двадцатью молодыми писателями, беседовал. И ничё.
Жизнь идёт по-прежнему, только тиражи у них от того выросли.