Андрей Козенко

Среда, 24 февраля 2010 г.

Еду с работы, звонит телефон. А у меня как раз в плеере первые аккорды радиохедовской No Surprises. Я недавно пересмотрел первую серию 6-го сезона "Хауза" и хотел повнимательнее расслушать текст... Так вот, телефон. Звонит юноша по имени Володя, он оппозиционный активист, обвиняемый по 282-й статье УК РФ. Хочет, чтобы мы о нем написали, а я все пытаюсь подстроить его историю под наш газетный формат. Ну, думаю, сейчас скажет, когда суд. Или что-то в этом роде.

- Андрей, я хочу сказать, что вы сделали очень нехорошее дело.
- Какое? - в полном ауте переспрашиваю я.
- Вы в своей статье про митинг коммунистов на Триумфальной написали: "члены Национал-большевистской партии, запрещенной по решению суда". А вы не могли написать помягче? Лимоновцы там, или нацболы.
- Володя, - говорю. - Я правильно понимаю, что вы сейчас будете учить меня писать? Если да, то давайте заканчивать этот разговор прямо сейчас.
- Ну вы же понимаете, что этот текст любому из ребят могут подшить к уголовному делу? Их сейчас пачками заводят.
- Минуточку. Кому именно из ребят?! Партия запрещена? Запрещена. Решением суда? Да. Так в чем вопрос? И вообще, Володь, вот странно. То, чем вы сейчас занимаетесь, - это разновидность цензуры. Той самой, против которой вы на каждом митинге выступаете.
- Андрей, вы перегибаете палку. Но вы могли бы смягчить. Ведь должна же быть самоцензура.
- Угу. Должна. Телевизор включите, там она есть.
- И все равно хочу сказать вам, Андрей, что это не только мое мнение. Есть товарищи, которые со мной согласны.

Я повесил трубку, и первой мыслью было пойти устраиваться на "Первый канал". Ну потому что с такой оппозицией - это только нервы тратить. Сейчас я дошел до дома, расслабился. И думаю банальную мысль. Да, журналист не должен любить власть. Но оппозицию он должен не любить в той же степени. А любить должен только жену, родителей, друзей и кота. Ради какой-то высшей цели, пока сам для себя ее не очень формулирую.

Я выговорился. Извините.