Вначале было радио

Четверг, 7 мая 2009 г.

Простите уж за вольность цитирования. Но - если втиснуть библейское в контекст истории электронного медиапространства - это абсолютно верно по сути.

Вначале было радио. 

Именно оно, радио, заложило основу господства электронных СМИ над всеми прочими, достигшего теперь того абсолюта, о котором сегодня не говорит только ленивый.

Я говорю. 

"Дайте мне десять минут в прайм-тайм ежедневно, и я любую обезьяну сделаю news maker номер один" - говорю я, имея в виду телевизионные десять минут, разумеется. И трудно сегодня поверить, что каких-то шестьдесят-семьдесят лет назад все это было столь же верно по отношению к эфиру радийному. Впрочем, никто в ту пору - и в это тоже теперь трудно поверить - не знал таких слов: прайм-тайм и потому скажем проще: радио возносило на вершины славы. И это были настоящие вершины, Эвересты. Не те пластиковые горки-трасформеры, что конструируют сегодня для очередной звезды, чтобы разобрать завтра и про звезду благополучно забыть. 

Поскольку технологии в XXI веке все усовершенствовали и упростили. И политические технологии - не исключение отнюдь, а скорее даже яркое и образное подтверждение правила. "Звезды" - любые от политических до песенных - легко и быстро зажигают теперь посредством простеньких компьютерных программ многочисленные специалисты, которых, в свою очередь, тоже подготовили путем простеньких компьютерных программ.  

Эра техноложества. 

В ту пору, когда было радио и только радио - "звезды" - были, сродни произведениям искусства, творились вручную, вдохновенно и тщательно, материал для "звезды" выбирали самым взыскательным образом, как алмаз для сложной огранки. Тут должно было совпасть все: и собственный талант кандидата и искусство творца. Творцы, кстати, тоже были наперечет. Потому звезды зажигались надого, на десятилетия, и были почти настоящими. То есть - светили из заоблачной высоты, до которой простому смертному дотянуться было практически невозможно. Кстати, то обстоятельство, что радийных богов можно было только слышать, только добавляло им величия и способствовало формированию мифов, как положено канонами небожительства.  

Первое лирическое отступление. (Их - отступления - будет много сегодня, поскольку радио для меня не просто объект отстраненного исследования, но совершенно родная данность. И даже - подарок судьбы. Часть жизни. Часть биографии. и вечная любовь). Так вот, голоса небожителей играли порой - до той поры, пока радио-звезды не стали осваивать смежный, телевизионный эфир и не возникла глянцевая, светская хроника - забавные шутки и с их земными обожателями и с самими радио-богами. Я, к примеру, долгое время была едва ли не влюблена во Владимира Безяева, одну из самых ярких эфирных звезд тогдашнего "Маяка". Глубокий бархатный баритон, энциклопедическая осведомленность едва ли не в любом предмете, о котором брался рассуждать, умная, едкая ирония комментариев... он представлялся мне Вячеславом Тихоновым и Аленом Делоном в одном флаконе. И вот - едва пришла работать на радио "Юность" - случилась "нечанная радость", предложили постажироваться у Бизяева. С некоторым душевным трепетом открываю тяжелую дверь его редакционного кабинета, и... вижу немолодого, невысокого дядечку, с заметными мешками под глазами, который - да, иронично, этого не отнять - предлагает мне с порога:  - Из аперитива могу предложить только портвейн...  

Еще одна занимательная история из этой же серии случилась с моей подругой и коллегой по радио Юность Татьяной Визбор, низкий проникновенный голос которой собирал в эфире "Ночного курьера" тьму поклонников. Впрочем, один - даже из тьмы и тьмы и тьмы - выделялся заметно, так был настойчив и страстен. Заваливал редакцию письмами, телеграммами, звонил и требовал Таню... Был он откуда-то с Севера, самого что ни на есть дальнего - то ли геолог, то ли полярник, то ли нефтяник - не суть. Мужчина решительный и упертый. И однажды ранним утром в квартиру Визбор позвонили. Сонная Татьяна, набросив халатик распахнула дверь. На пороге мужик. Здоровый. Вида необузданного и даже дикого Но с букетом.  

- Мне бы Таню....

- А вы кто?  

Оказывается - он. И чуть ли не с самолета, а до того - на упряжке, видимо... И как раздобыл адрес, остается только догадываться.

- Ну я, Таня.  

Смотрит недоверчиво.  

- Вы простите, женщина. Я издалека, я десять часов летел...... Мне бы Танюшу. 

- Я - Танюша. 

- Зачем вы так, женщина... Я Таню знаю, я Таню каждый вечер слушаю....  

Он так и не поверил. Ушел. И букет с горя оставил.  

- Ну, вот какой он меня себе представлял, можешь ты мне объяснить?!!!! - пытала меня потом Танька. И, кажется, была несколько обижена. 

На этой невеселой номе завершу, пожалуй, первое лирическое отступление. Вернемся к радио - вообще.  Итак, оно было первым. Аудитория радио была таковой, что все суммарные рейтинги программы "Время" и трансляций чемпионата мира по футболу на ее фоне, теряются и перестают иметь какое-либо значение, как ничтожно малые частицы, в бесконечности космоса. И не надо думать, что эта была аудитория, вполуха внимающая монотонно бубунящей "тарелке" или "коробочке" на стенке.  

Еще одно лирическое отступление - тому примером. 

В прямом эфире - а были времена, когда весь радйиный эфир был только прямым, но об этом позже - диктор рассказывал историю о героическом юноше, который спас тонущую женщину. И случилось страшно. Для диктора. По тем временам. Он оговорился, причем самым загадочным и забавным образом, вместо: "тонула женщина", он почему-то сказал "тонула лошадь" Но он был опытный диктор, большой профессионал и нашелся уже через долю секунды. И закончил фразу: "...а рядом тонула женщина". Далее - по тексту. Про героического юношу. То есть, в эфире Всесоюзного радио прозвучало следующее: "Тонула лошадь, а рядом с ней тонула женщина..." Так вот, спустя уже пару дней, на радио пошли письма. Много. Тысячи, десятки, сотни тысяч. Я не преувеличиваю нисколько. С одним только вопросом. Что стало с лошадью?  

Теперь про формат. Любопытно, кстати, особенно в рамках нынешних дискуссий о том, что прямой эфир - есть завоевание свободы и прочее... Долгое время, притом в годы самой, что ни на есть суровой тоталитращины - эфир на радио был прямым. Технически потому что было возможно вещать только так. И никак иначе. И я совершенно не представляю себе, а вернее, именно что представляю и буквально цепеню от этого представления, что испытывали люди, работавшие на радио. С одной стороны - прямой эфир, и миллионная аудитория. С другой - "слово не воробей, не поймаешь и вылетишь" говорили в мое радийное время, имея в виду, вылетишь из эфира. В ту пору, кода весь эфир был только прямым, вылететь можно было из жизни. Запросто. И ничего. Вещали. Потом пришло телевидение. И тень его, как тень огромного восходящего солнца, все более заслоняло другую планету. По имени радио. И едва не заслонило совсем. Впрочем, этого не могло быть, потому что такого не бывает в природе. Солнцу-солнцево, но луну никто отменить не в силах. 

Эра радийного возрождения началась с возрождением прямого эфира, уже - как альтернативы "вылизанным" записным эфирам, как действительного завоевания демократических свобод. Те, кто помнит середину восьмидесятых, наверняка не забыли - народ на улицах, прижимающих к уху радиоприемники. Там снова звучали слова, которые только там и можно было услышать. Мне повезло, я пришла на радио на пике той золотой эпохи. И мне с лихвой достанется всего - и упоения прямым эфиром, и славы, и ощущения того, что в какой-то момент тебя внимательно слушает, если не вся страна, то наиболее прогрессивная ее часть. Когда – казалось бы – совершив невозможное, мы притащили в прямой эфир опального Ельцина, пользуясь тем, что вещание «Молодежного канала» начиналось в 6 утра и заканчивалось в 9, когда тогдашнее Останкинское начальство только-только подтягивалось на работу. Притом, что час с 7 до 8 были самым рейтинговым временем, счет аудитории шел на миллионы. А «обрубить» эфир было попросту некому. Потом – хотя трава не расти. Такое было настроение. Он пришел, и заставил себя ждать и нервничать, потому что здоровался со всеми останкинскими уборщицами, которые, понятное дело, со слезами бросались ему на грудь. И целый час общался с народом. И был неподдельно счастлив, потому что такой возможности в ту пору у него не было вовсе. И оставил письмо, которое писал долго, посапывая и тщательно подбирая слова. Потом меня позвали на телевидение, потом - в политику, но радио навсегда будет первым. Вернее, первой. Медийной любовью.  К которой - так часто случается в жизни - довелось вернуться. И я этому несказанно рада. 

И - собственно - это не колонка даже. Это поздравление. 

С Днем радио, коллеги!  

Марина Юденич