Кино, вино и домино

Среда, 3 июня 2009 г.

В старой присказке об этапах мужского взросления период жизни «кино, вино и домино» занимает почетную середину. Это и кризис среднего возраста, когда седина появляется в бороде, а в оставшихся после производства подруги дней ребрах заводятся коварные инфернальные сущности, и время переосмысления жизни. И именно таким глубоким для меня всегда было именно российское кино. Есть, конечно, в мире и каннский кинофестиваль, и Такеши Китано с Клинтом Иствудом, представляющие на современном кинонебосклоне диалектически противоречивые культуры католического запада и самурайского востока.

Но именно российская киноиндустрия может снять дневной сериал-хохотушку для домохозяек таким образом, что в ней будет сочетаться и социальная напряженность, и глубина всей русской культуры. Может, если захочет. И, что бы там ни говорили о необходимости «тянуться за Голливудом», основой для российских фильмов всегда была многовековая история страны и ее глубокая и многогранная культура. Наверное именно поэтому учрежденный Иосифом Сталиным Московский кинофестиваль, юбилейные показы которого мы ожидаем, сегодня в одном статусе и с Каннами, и с Берлином, и с тем самым вожделенным «Оскаром», являющимся символом успеха в американской киноиндустрии.

Увы, но последние премьеры российского киноискусства: и «Царь» Павла Лунгина, и «Анна Каренина» Сергея Соловьева, - омрачены смертью, уходом из жизни великих российских актеров Олега Янковского и Александра Абдулова. Размышление над этим знаком смерти, который русскому кинематографу нужно преодолеть, приводит нас к вопросу о том, чего в действительности современному российскому кино не хватает. И здесь имеются в виду не деньги, как мог бы подумать какой-нибудь поклонник «Обитаемого острова», а качественной актерской игры. «Старую школу» не вернуть, но на ее плечах можно создать новую, молодую. Ведь так всегда и было в России.

Есть, безусловно, и целый ряд государственных вопросов, без нахождения эффективного ответа на которые российскому кинематографу не жить. Понятно, что для успешного занятия творчеством необходимо поддерживать банальную биологическую жизнедеятельность организмов творца, а для этого им необходима, в самом широком смысле этого слова, еда. Именно по этой причине, думается мне, правительственный совет по развитию отечественного кинематографа, призванный заниматься этими «тыловыми вопросами» кинематографических «битв» принял решение возглавить сам российский национальный лидер Владимир Путин. Сам же совет сформирован пропорционально из деятелей культуры, и высокопоставленных чиновников, особо из которых выделяется Владислав Сурков, давно признанный главным идеологом страны.

Не случайно ответом на это решение политтехнологического рупора США, радиостанции «Голос Америки» стала информация о том, что «либеральные российские кинематографисты встревожены планами и декларациями Путина, которые трудно сопоставить с принципами свободного общества и рыночной экономики». Целая плеяда постоянно проживающих в США экспертов начала тогда разбирать госзаказ, как форму поддержки кинематографа и верещать о внедрении тотального «кэгэбэшного» контроля над художниками в России. При этом о выяснении отношений между многочисленными спецслужбами США на киноэкранах всего мира - ни слова. Может властям в США стоит взять под контроль свою киноиндустрию после того, как в похождениях агента Борна было окончательно демонизировано ЦРУ, а во втором агенте «Три икс» - пентагон? Или убеждение мирового сообщества в том, что «царь - хороший, а бояре - плохие» входит в идеологические задачи этих фильмов?

Вполне ожидаемы и виртуальные манифестации отечественных «леммингов» по поводу такого соединения искусства и пропаганды. Да вот только не о морализаторстве, и создании образа врага в духе третьесортных американских боевиков с непременными тупыми, но сильными русскими, коварными арабами и безумными корейцами мы здесь говорим, а морали. Не о богопротивном пиаре, а о боговдохновенной идеологии или «гражданской религии».

Вот тот же «Тарас Бульба» Николая Гоголя и Владимира Бортко, получивший недавно Гран-при международного кинофорума «Золотой витязь» в Липецке. Фильм, кстати, тоже отмеченный смертью, ставший последним в кино для одного из центральных актеров - Бориса Хмельницкого. В одном из интервью, предварявших премьеру, режиссер и сценарист Бортко очень метко сказал о патриотизме, одной из максим которого является гоголевский Тарас.

«Есть вещи, когда толерантность неуместна. Пример: в подъезде кого-то убивают. При доведенной до идиотизма толерантности - можно пройти мимо. Не просто же так, наверное, убивают. Деньги нужны позарез. Или женского тела захотелось. Преступника тоже можно понять, верно? Так вот, есть случаи, когда не бывает толерантности. Мы как-то забываем об этом. И для Тараса Бульбы - натуры цельной, собственно, выразителя души народа - пережить предательство сына невозможно. Иначе не стоило бы и повесть писать Николаю Васильевичу. Так что его поступок однозначно правильный», - сказал он. С этими словами согласился и Богдан Ступка, хоть для него и было сложно принять собственноручное убийство родного сына за такое предательство.

Другим примером, поясняющим отличие идеологического стержня, наличие которого в каждом фильме, от «Американского пирога», до «Кукол» Кетано, мы приветствуем, от пустопорожнего пиара, может стать все та же «Анна Каренина». Здесь есть и трагедия самой Анны, уверенной, что «любви счастливой не бывает» и Долли, которая тоже хотела изменить мужу, но не знала - с кем. И книга, и картина о том, что в глубине каждого падения может скрываться свой взлет, а в каждом взлете - таиться падение. И при этом, эти произведения так подает моральные максимы, что они не становятся морализаторством, неприемлемым в «живой жизни». А ведь это тоже идеология, как и ее грубое подобие в виде исполнения на провинциальном уровне «Года семьи» и «Года молодежи».

Впрочем, высокое искусство всегда понятно не до конца, как бездна неисчерпаемого колодца. Быть может, именно по этому средних размеров умы не могут совместить его и идеологическую работу, без которой формирование целостного государства и общества невозможно.

Алексей Громский