В. Сурков рассказал о сути модернизации как элемента реализуемого политичекого курса

Вторник, 7 декабря 2010 г.

 

Первый замглавы администрации президента РФ Владислав Сурков дал интервью главреду «Однако» Михаилу Леонтьеву.

Основную тему диалога, в зависимости от интересов читателя, он может сформулировать по-разному. При этом для многих все сказанное может быть прежде всего развернутым ответом на вопросы: в чем суть модернизации, зачем она нужна именно России и именно сейчас, возможна ли она, и каково место проекта «Сколково» в этом процессе. Для тех, кто более-менее представляет себе позицию команды Д. Медведева по этим вопросам, интервью - это скорее подтверждение (разъяснение) едва ли не центральных моментов уже реализуемого политического курса: сохранение нации (россиян, как нации) и, следовательно, России не как иторико-географического объекта, а реального политического и экономического субъекта. Впрочем, интервью кто-то может воспринимать и как вполне «личное», поскольку оно дает возможность узнать, чем реальные взгляды, убеждения и мотивы В. Суркова отличаются от приписываемых ему отдельными «специалистами». Понятно, что выбор какого-то угла зрения приводит к определенным потерям в части охвата информации - желающие могут сами ознакомиться с полным текстом. Мы же остановимся на вопросах модернизации и политических доктрин.

 

Модернизация - Технологии и психология

Прежде всего, отвечая на вопросы, В. Сурков остановился на том, что вкладывается в понятие модернизации, отметив, что «в слове «модернизация» есть как минимум два больших смысла».

В первом случае речь идет вот о чем: «Модернизация - это, конечно, осовременивание. Реально мы должны признать, что наша страна - далеко не последняя из стран мира, в том числе и в экономическом смысле, - в значительной степени отстаёт в развитии своей инфраструктуры, системы образования, экономики. Не только производства, а в самом широком смысле - по уровню своей экономической культуры. Совершенно очевидно, что без осовременивания нашей инфраструктуры, нашей производственной базы нам нельзя. (...)

Мы просто обязаны это сделать, потому что иначе ни о каком дальнейшем развитии невозможно говорить. Невозможно говорить об инновационной экономике, если у нас отсталая база. Нельзя заниматься изобретениями на уровне XXI века, имея производственную базу середины XX. В этом смысле модернизация, методологически, вещь простая - нужны деньги, чтобы внедрять технологии.»

Второй аспект, выделенный В. Сурковым следующий: «Второй смысл модернизации (...) более глубокий, восходит к философскому термину «модерн» (...). То, что привыкли когда-то называть модерном, подразумевало такой тип социального устройства и такой тип, если можно так выразиться, персонального устройства каждой отдельной личности, как постоянная открытость к переменам, постоянное отрицание традиций, развёрнутость в будущее. (...) Со стремлением к новому возникает инновационная культура. (...) Это разрыв с традициями и формирование настоящего под диктовку будущего, наших представлений о будущем. (...) Революция - не переворот, как говорят, и тем более это не шаг вперёд. Это в лучшем случае переворот на месте. Большевизм - он рвал с внешними атрибутами и традициями, но суть традиции, архетип удержался, и он прорвался через все наслоения. По типу это была тирания в чистом виде, абсолютистская модель общества... И она нашла место себе в России именно потому, что этот архетип не был преодолен. (...) Но если вернуться к теме модернизации, это переход к такому типу общества, которое открыто к постоянным обновлениям. В котором обновление становится, если угодно самоцелью."

На обоих направлениях модернизации, и «материальном», и «социально-психологическом», были выделены определенные задачи, методы их решения, и т. д., однако второму направлению явно было уделено основное внимание.

Что касается «материальной» составляющей, было достаточно кратко отмечено: «В этом смысле модернизация, методологически, вещь простая - нужны деньги, чтобы внедрять технологии.(...) Есть разные способы достать деньги. Например, за счёт еще одной приватизации, или за счёт займов за границей, или за счёт внутренних займов... Человечество изобрело не так много способов решать эту проблему. Но, повторяю, методологически это просто - надо покупать технологии, внедрять их и двигаться вперед. И это необходимо делать.» Есть и еще несколько слов, которые можно отнести к тому же вопросу: «За это дорогое дело платить придется всё равно. Но это не вопрос жертвоприношения или грабежа, как это было в эпоху индустриализации («сталинской» - ред.). Это несовременно и невозможно. Но возможно изыскивать деньги. И президент опять же говорил, что нам нужны технологии и деньги." В ответ на вопрос «То есть нам нужно обременять «трубу», пока она есть?", следует ответ: «Да, так вопрос и стоит. Как эту временную возможность жить, имея какие-то накопления, успеть конвертировать во что-то более успешное. Я считаю, что мы должны позабыть о старых моделях модернизации.»

Задачи проблемы в «психологической» области были рассмотрены как на общем уровне, так и применительно к активно обсуждающемуся в СМИ тезису, что невозможно «заразить» соответствующими настроениями абсолютное большинство граждан.

По поводу проблемы в целом в рамках интервью было сказано очень много, при этом основные тезисы были предварены несколькими принципиальными замечаниями. Прежде всего, о том, что разрыв с традициями вовсе не подразумевает «революций» вроде той, которую совершили коммунисты в 1917 г., тем более, что имело место тотальное разрушение государства при фактическом сохранении «монархической» традиции. В частности В. Сурков отметил следующее: «Надо иметь в виду традицию. Я помню, что она есть, и она может нанести опасный удар, если с ней не считаться. Как это было, кстати, и в случае с февральским безумием в 1917 году. (...) Матрица взяла своё. И в этом смысле всем прогрессистам надо помнить, что с традицией нельзя не считаться. (...) Но все традиции когда-то возникли как что-то новое и только потом стали традицией. И они меняются. Президент об этом в своей статье «Россия, вперёд!» писал. Традиции тоже модернизируются, если так можно о них сказать. (...)»

Второе замечание касалось уже непосредственно вопроса о происхождении модернизационных мотивов: «Движение вперёд обычно связано с задачами выживания или экспансии. (...) Если система не расширяется, она умирает - это фундаментальный закон. Поэтому, безусловно, мощным стимулом, способным разбудить человека от сна, является опасность, конкуренция...  (...) Я не верю в модернизацию со страха и от отчаяния. А вот от амбиций - это хорошо. Запугивать общество внешними угрозами и через это добиваться модернизации мы сейчас не сможем, да и не захотим. Мир, слава Богу, давно другой. Но есть и противоположная опасность: по трубе течёт нефть и газ, и возникает ощущение, что можно безопасно, так легко, лёжа на боку и без особого напряжения менять страну.»

Третье замечание (весьма обширное) касалось положения дел на «стартовой позиции, т. е. именно «традиций», с которыми предстоит серьезно работать: «Отказ от советского проекта - это был отказ от сверхчеловеческих целей. (...) люди, которые довольно долго шли вперед под ультраидеалистическими лозунгами и претендовали на очень многое, увидели, что они буксуют и у них не получается, не хватает ресурса, что совершены глубокие системные ошибки, и захотели нормализации. Они захотели «жить как люди». (...) В общем, жить не напрягаясь. (...) В чём-то это была усталость, безусловно. В этом смысле значительная часть общества впала в циническое настроение. Развелось много теплохладных личностей. (...) Почему это «ни то, ни сё» в общественном сознании продолжает как-то жить? Потому что та советская система оставила после себя эту самую нефтяную «Трубу». (...) И в этом смысле наше нынешнее общество имеет ту же самую сердцевину, оно, по большому счёту, не поменялось. Осталась просто «Труба» минус «Цели». (...) Живите спокойно, не ходите на войну, не думайте о человечестве. (...) Мы не такая уж большая, относительно, по населению, страна... На наш век хватит... Но у меня ощущение, что, во-первых, так не выйдет. (...) В этом смысле тепловая смерть нашего социального пространства вполне возможна, если мы и дальше будем предаваться этому «сну разума». Мотивации действительно мало. Я читал недавно - кто-то очень глянцевый, в каком-то очень глянцевом интервью заявляет: «...Кавказ мы потеряем ещё при нашей жизни...». (...) Я представляю себе целый пласт людей, для которых есть только Рублёвка и ниточка трубы до сибирских болот. (...) И не только Грозный и Махачкала им не нужны. Им и Рязань не нужна, и Самара.»

Впрочем, при всей сложности ситуации В. Сурков отметил и то, что указанные тренды, не являются всеобъемлющими и единственными, поскольку «потребительские» ценности явно не являются превалирующими как в случае с т. н. «элитой», так гражданами в целом - существуют очевидные потребности в неких позитивных ценностях. Вот некоторые замечания, сделанные на этот счет: «Есть две версии: либо всё это остыло, и пора выносить. Либо это временное состояние и будет опять ренессанс. Я абсолютно уверен, что народ - тут я перейду к традиции - с такой исторической памятью не может просто уйти. Так не бывает. Я уверен, что найдется довольно людей, которые поверят в Большие цели. (...) Я хорошо знаю, что многие состоятельные (...) люди могут быть  при этом крайне амбициозными. Как ни относись к покупкам каких-то спортивных клубов - это показатель очень больших амбиций. И всё-таки эти люди не отрекаются от своего Отечества. Это может быть самый спорный пример, и не самый хороший урок для широкой общественности. (...) И мы видели симптомы возрождения спортивного патриотизма. Это же тоже форма выражения какой-то общности. Жажда общего успеха... Мы победили в войне, быстрой, но настоящей. У нас есть глава государства, который мыслит Большими категориями. Есть ещё набор людей, которые серьёзно к этому относятся. Мне кажется, это дело совсем не безнадёжное.»

Что же касается тезисов, которые, как ни странно, популярны у «олигархов», обосновывающих свое желание тихо «сидеть возле трубы» - модернизация де вообще невозможна, так как абсолютное большинство населения этой идеей никогда - было отмечено следующее: «Я уверен, что для того, чтобы модернизация была успешной, нам не нужна всеобщая мобилизация. (...) Я считаю, что мы должны позабыть о старых моделях модернизации. Мы хотим, чтобы под наши идеи все до единого человека построились, и тогда у нас все получится? Эта задача - нерешаемая. Мне кажется, что современное общество по определению разделено, и его полная мобилизация в принципе невозможна. (...) Я уверен, что нет задачи всё население увлечь и вовлечь. Есть задача вовлечь достаточное количество людей. Если найдется несколько сот тысяч человек в России, которым это сильно надо и от которых что-то зависит, то всё остальное приложится.»

 

«Сколково»

Интервьюер (М. Леонтьев) вполне обоснованно обратил внимание В. Суркова (руководителя рабочей группы по реализации проекта «Сколково») на активно внедряемое отдельными «экспертами» мнение, будто вся модернизация собственно и сводится к проекту «Сколково». В связи с этим были даны следующие пояснения: «Это довольно обычная задача, многие страны строят технопарки и научные центры, но у нас настолько велик цинизм, неверие ни во что, что даже такую задачу некоторые уже объявляют чуть ли не фантастической. Хотя задача в общем техническая, и совсем не такая сверхзатратная, как это пытаются представить, с ужасом подсчитывая виртуальные сверхбарыши в чужих карманах. (...) Таких Сколковых должно быть в общей сложности штук 20. Но мы же действуем в реальном мире, и пока, может быть, хорошо, что оно одно. Это стартер - место, где можно сконцентрировать разрозненные силы. Сегодня и интеллектуальные наши возможности, и ресурсные не так прекрасны, и мы не от избытка сейчас работаем в инновационной сфере, наоборот - от сильного дефицита. (...) Мы не в состоянии сейчас создать несколько эффективных научных и технических парков. У нас нет на это ни учёных, ни компаний, ни реальных запросов.

Можно сколько угодно ругать это Сколково. Но, во-первых, оно работает для всех, и мы все вузы пригласили размещать там свои проекты, и они будут иметь льготы. (...) Туда приходят уже зарубежные компании. Мы надеемся, что Сколково станет местом, где будут реально возникать новые технологии, где они будут коммерциализироваться. Я думаю, что на ближайшие 10-15 лет эта задача для нас достаточна. (...) И это не шоу-рум. Пока у нас одномоторная новая экономика, мы не повесили еще несколько движков. Но это ещё вопрос привыкания к задаче, в том числе и для многих людей в правительстве. Сейчас, когда это пробито, кажется, что было легко. (...) Мы не хотим заместить наших ученых иностранными. Мы хотим, чтобы наши в интернациональных коллективах росли, развивались и конкурировали по-настоящему. (...) На первых этапах технологии, которые будут создаваться в том же Сколково и в других наших научных центрах, могут коммерциализироваться не у нас. Я не считаю это большой бедой. Это к слову о том, помогут ли нам конкуренты. Помогут, потому что в Сколково возникнет питательная среда. Важно, чтобы технология была сделана в Сколково. А будет ли она тиражироваться американской, европейской или российской компанией, не имеет значения. Я искренне считаю - это не важно. На ближайшие 10-15 лет это та плата, которую мы должны платить за полное отсутствие у нас инновационной инфраструктуры. Надо быть щедрыми, чтобы разбогатеть. Открытыми, чтобы остаться собой. Выходить в глобальный масштаб, чтобы сохранить нацию.»

 

«Усталость от суверенитета»

Причина появления темы политического суверенитета в рамках диалога о модернизации вполне очевидна. Задавая свой вопрос М. Леонтьев прямо указал на то, что в маргинальной политической среде существует стремление подменить цели, которые преследуются в рамках стратегического направления обозначенного президентом Д. Медведевым. Другими словами, отказ от идеи суверенного государства в конечном счете указывается отдельными «экспертами» как едва ли не главный путь решения главной задачи. Из лучших побуждений фактически предлагается передать «вовне» полномочия контроля за политической и экономической ситуации в стране. В частности М. Леонтьев задал В. Суркову вопрос: «Суверенная демократия» или, точнее, концепция «реального суверенитета» - они куда-то делись?"

На это был получен следующий комментарий: «Нет, никуда они не делись. (...) И дело, конечно, не в терминах. Не важно, как это называть. Важно, что это. (...) Если говорить о свободе, о суверенитете и их ценности, то они, как ни парадоксально, всегда связаны с ответственностью. (...) Если вы хотите отстаивать себя и претендовать на самость, (...) вам надо неизбежно с кем-то вступать в те или иные споры, или, выражаясь политкорректно, диалоги. (...) Точно так же сложно быть страной - это тоже ко многому обязывает. (...) Есть страны, которые с удовольствием делегируют суверенитет, потому что для них это непосильное бремя. (...) Гарантами суверенитета большинства стран являются другие более мощные государства. (...) Я не считаю, что участие в каком-то блоке лишает страну суверенитета. (...) В блок можно войти, и из него можно выйти. Если это блок, а не какое-то государственное образование. Даже из Евросоюза можно выйти, как известно, и это закреплено документами. Для меня проблема суверенитета лежит в другой плоскости. Вступать в те или иные альянсы - это как раз право суверенной страны. Это значит брать на себя обязательства, а не лишиться суверенитета. В таких случаях всегда есть условия, при которых страна слагает с себя обязательства и освобождается. И в этом есть признак суверенитета - всегда есть выход. Надо только знать, сколько стоит выход, и сможешь ли ты оплатить его, если что-то случится. Суверенитет является по-прежнему высшей ценностью для государства. Как и права личности, понятно, как это и положено по конституции.

Не могу об этом не сказать про все эти разговоры вокруг суверенитета и демократии. Демократия, конечно, нужна. Но какая демократия? Которая сохраняет суверенитет нации или та, которая от него избавляется? Вот и вся развилка. Но если нет суверенитета, значит, народ не правит. Значит, и демократии, то есть народного правления, в сущности, нет. Значит, вы не свободны. Когда-то суверенитет был предан забвению, как мы помним, в повестке дня его не было. Но теперь он стал императивом нашей политики. И позиция президента видна по августовским событиям двухлетней давности на Кавказе. Президент действовал как лидер по-настоящему суверенной страны. Он не просил никого о помощи и посредничестве. Он уверенно и хладнокровно нанес ответный удар. И недавнее посещение Курил - это также демонстрация суверенитета. И модернизация - она ведь тоже для того, чтоб база была у суверенной России экономическая, военная, социальная, идеологическая...»