Патриотизм как последнее прибежище гламура

Пятница, 27 марта 2009 г.

Однажды, и не так, чтобы очень всерьез я написала:  «Странную какую-то возню подняли в свое время вокруг «гламура». Сначала расстарались глянцы, желтая пресса, светские хроникеры... в хвост им пристроилось TV, подтянулись беллетристы, за ними последовали эссеисты, попытавшиеся нешутейно осмыслить духовное обнищание элит, и вот уже политические дебаты - на тему что есть «гламур» и каковы перспективы российского общества, пораженного этим социальным недугом...etc

Волна, понятное дело, породила анти волну...

Антигламур.

И снова - глянец (который поконцептуальнее), TV, беллетристы, эссеисты, дебаты.

И ничего, кстати, нового,  потому как начало русскому гламуру - притом, именно в современном его понимании - положил не кто иной, как Лев Николаевич Толстой, в тот самый момент, когда воскликнул: «Человек только тот, кто comme il faut».

Потом, как известно, граф кардинально пересмотрел свои взгляды, отрастил бороду, переоделся в посконно-домотканое и...родился русский антигламур».

Все это было забавно.

Все это было - повторюсь - не очень всерьез, и понятно - почему.

Форма предопределяла содержание.

Говорить всерьез о том забавном явлении, которое мы окрестили «гламуром», было как-то даже неприлично.

Некоторые, впрочем, говорили уже и тогда.

И сейчас - самое время процитировать.

«В принципе, само возникновение гламура как доминирующего социокультурного явления в условиях стремительного формирования целого класса сверхбогатых людей, нуждавшихся в культурной самоидентификации, своего рода культурном бренде, совершенно естественно. Новый класс нуждался в некоем не раздражающем власть, а потому деполитизированном символе, своего рода ритуальном подтверждении своего статуса, одновременно служащим средством легитимизации во внешнем мире.

Интересны в данном случае три особенности:

-аномально высокая доля элитного потребления в балансе расходов олигархов всех калибров и поколений, судя по всему, они тратили большую долю своих состояний, чем большинство арабских нефтяных шейхов

-раздутый объём элитного потребления, явно выходивший за рамки потребностей платёжеспособных приобретателей, и как следствие, возникновение весьма многочисленного слоя гламурной челяди

-превращение элитного потребления в отрасль бизнеса , в частности покупка различных брендов, гостиничных комплексов и.т.д.

Но самое смешное- всё это шло в условиях  буйного распиаривания  каждой выпитой бутылки коньяка и каждой слопанной банки икры, причём поток гламурного пиара лился со страниц центральных изданий,  что самым прискорбным образом отражалось на социал-патриотическом имидже власти.

Вполне очевидно, что если бы в Кремле захотели, то вся эта жизнедеятельность ушла бы на страницы глянцевых изданий с тиражом в тысячу экземпляров, не раздражая живущих на зарплату быдловатых лузеров и не вынуждая Корпорацию тратить миллионы честно нажитых нефтедолларов на дополнительный предвыборный пиар.

Попросту говоря, существовали некие выгоды от гламурной жизнедеятельности, превосходившие по своей ценности все имиджевые потери для Корпорации. Если взглянуть на тему с точки зрения Корпорации,  то гламур может представлять интерес  как:

1. Инструмент политического прикрытия. 

Приход к власти Путина, сменившего ельцинских демократов, поднявшихся на тотальном отрицании КГБ и всего, что с ним связано, поставил Корпорацию в сложное положение.   Необходимо было убеждать внешний мир, бизнес  и бюрократию в собственной «белости и пушистости».

...Интенсивное огламуривание медиапространства было неким посланием: «мы на лицо железные, гламурные внутри»

По логике спецмышления,  для прикрытия операции используется легенда, в наибольшей степени противоположная её истинным целям  - в данном случае лайковая перчатка маскировала «железную руку».

2. Инструмент внешнего проникновения.

Создание легальных каналов проникновения на Запад всегда было основной задачей нашей разведки.

Возможности классических способов через посольства и торгпредства всегда были весьма ограничены, возможности проникновения через бизнес наталкивались на финансовые ограничения и далеко не  всегда и не сразу давали выход на самый верх,  попытки вхождения в крупный бизнес через скупку акций сталкивались с политическим противодействием.

Элитные тусовки с максимальным количеством участников давали возможность массового завязывания нужных контактов в самых закрытых сферах.

«Денежные мешки»  пролезали, как могли, в элитные круги, скупая всё, что дорого, гламурный планктон сводил нужные знакомства со всевозможной обслугой -модными обозревателями, модельерами и.т.д.

Всё быстро и легально, нелегальная романтика осталась в светлом прошлом.

Действующие лица используются «втёмную»,цепь контактов- длинная , вероятность скандального провала посему минимальна.

3. Инструмент идеологической борьбы.

На протяжении 2000-х годов произошло практическое исчезновение праволиберальных сил из актуального политического пространства -на фоне резкого расширения среднего класса и одновременного сжатия политических свобод в их праволиберальном понимании.

По идее, популярность правых должна была расти, тем более что поначалу они позиционировали себя как союзников Кремля - но в реале всё шло наоборот. Правые теряли голоса как раз тех, кто должен был за них голосовать - успешного молодняка, который в основной своей массе трезвым буржуазным умишком понимал, что ему никогда не догнать тех, кто пьёт шампанское по цене его месячной зарплаты за бутылку, и ему только что и остается, что смотреть, завидовать и ... ненавидеть.

Вслух никто из них в лузерских комплексах не признается, но при голосовании мелкобуржуазная обывательская зависть оказалась, как всегда, много сильнее пролетарского гнева.

Нежданно взлетевшая популярность Сталина среди обитателей Рунета, людей по определению продвинутых, есть отражение скрытых и небеспочвенных надежд на то, что волна грядущих репрессий сметёт олигархов и их подрастающих в Лондоне отпрысков, и нынешний «офисный планктон» займёт их место. Всевозможные светские репортажи фактически апеллировали к хватательному рефлексу, что по определению эффективнее, чем идиотски - пафосная левопатриотическая пропаганда,  по смыслу своему,  ориентированная на лузеров и совков.

Посему остаётся лишь сделать вывод ,что вложенные в лондонско-куршевельские пьянки  нефтяные миллиарды оборачиваются политической сторицей - редкий случай столь успешного вложения денег в истории новой России.

Так что, читая про очередные купленные яхты, виллы ,яйца и картины не спешите давать волю классовым чувствам- может быть , гулящий миллиардер выполняет задание Родины, сам того не ведая...».

Отсюда.

Написано это, между прочим, в  ноябре 2008-го,   и - если не отвлекаться на частности, с которыми можно бы поспорить - написано блестяще. И верно по сути.

Причем, теперь  справедливость написанного, еще более очевидна, чем тогда.

Почему  - поговорим чуть позже.

Пока же небольшое технологическое отступление.

Именно, технологическое, потому что политтехнология - это, прежде всего, технология - то есть, строго регламентированная совокупность определенных действий и процедур.

Так вот, одна из важных процедур политтехнологии - «выпиливание Буратинок».

Ну, то есть отыскание и популяризация персоналий, соответствующих решению конкретной задачи.

Недавно, рассуждая о изобретении «гласности» и «перестройки», мы с П. Гусевым пришли к выводу, что это блестящий политтехнологический ход горбачевской команды ( Шахназарова-старшего, кстати, если кто не помнит) , несмотря на то, что понятие «политтехнология» тогда отсутствовало как таковое.

Так вот, «буратинок» выпиливали тоже задолго до возникновения политтехнологии,  как специальной  политической отрасли.  

В конце 80-х по заданию ЦК ВЛКСМ я искала в Сокольниках среди комсомольцев-железнодорожников - молодого ( до 25 лет) человека, славянской внешности и простым славянским именем,  профильно рабочей профессии, москвича, выходца и профессиональной династии, отслужившего в армии, женатого, со средним  специальным образованием -  именно так был сформулирован  запрос.  Еще требовалось, чтобы он излагал свои мысли внятно, но с некоторыми вкраплениями просторечий, умеренно же употреблял алкоголь, но занимался спортом.... и много еще что, сейчас уж не упомню.   И я нашла.  Молодой человек звался  Василием Громовым  был машинистом тепловоза  и полностью соответствовал всем перечисленным требованиям.  Он стал Героем Социалистического труда, членом ЦК ВЛКСМ, делегатом... и прочая, прочая.  В дальнейшем,  насколько я понимаю,  ему предстояло стать отраслевым  профсоюзным лидером, а далее - возможно,  и лидером всех  профсоюзов страны,  но...однажды Вася Громов заснул в первом ряду Кремлевского Дворца съездов во время какого-то торжественного собрания, прямо под державными носами  членов Политбюро, восседавших  в президиуме на сцене.   "Носы", как говорят,   позабавилось от души, и были даже рады  отвлечься от обычной президиумной скуки,  но Васю  - от греха подальше  -  заменили  другим  молодым  человеком. Разумеется,  он строго  соответствовал тем же параметрам. 

«Прошли годы» (тм), политтехнология оформилась,  как отдельная и  едва ли не ключевая отрасль политической деятельности,  но  «Буратинок» выпиливают, как прежде, сообразно с актуальными задачами. 

По мере решения (или не решения)  задач нужда в  Буратинках  отпадает.

И - начинаются «невидимые миру слезы».

Судьба  «Буратинок»  особо никого не волнует,  «мавр сделал свое дело»,  впрочем,  «папы Карлы» - не звери. Деревянных одноразовых детей  не отправляют в топку, не превращают в опилки и даже не выбрасывают вон.

Просто убирают в шкаф, на  дальнюю,  но теплую  и уютную  полочку.

Многое теперь  зависит от самого «Буратино». Он (она) может дожить свой век тихо и безбедно, посвятив себя воспоминаниям о минутах былой славы и короткого опьяняющего величия.

Случается (причем в последнее время довольно часто), психика  Буратинок не выдерживает испытания,  реальность трансформируется,  деревянному человечку начинает казаться, что он настоящий  и «папа Карло» - ему  не творец, а старший коллега и товарищ, который  обязан с ним, с «Буратино», считаться, к мнению его, «Буратино», прислушиваться,  а иначе.... «Буратинка» обижается, требует внимания, любви... равных прав и возможностей,  и - если не получает желаемого  - впадает во фронду, грозит и разоблачает.

Случается,  «Буратинка» оказался умненьким и сообразительным существом и время короткого политического взлета конвертирует в будущее.  У этого «Буратинки» есть все шансы со временем стать,  если не папой Карло, то его подмастерьем. 

Вернемся теперь к тому, с чего начали - с того, что «российский гламур»  был всего лишь  изобретением российской же политтехнологии для решения вполне определенных, ситуационных  политтехнологических задач, о которых - собственно - ниже.

Понятное, что в рамках  решения  этих  политтехнологических  задач выпилили не одного, и даже не один десяток «Буратинок».

Понятно теперь, что задачи, стоящие тогда на повестке дня, решены. И успешно.

И  время  ставит сегодня перед ведущими политтехнологами новые, причем,  едва ли прямо противоположные задачи   

Что происходит с  «гламурными Буратинками»,  для которых наступает грустная пора, отправиться на дальнюю полку? 

То же, что и со всеми прочими.

Некоторые из них,  те, которые  «умненькие  и сообразительные», пытаются  - да, да, именно что «конвертировать» и даже «конвертироваться».

Во что? Да в новую же политтехнологическую задачу.  И в дискурс, на который она делает ставку.

Полагаю, вам, сообразительные вы мои, не надо рассказывать, какой именно? 

Нет ли в этом скрытой угрозы для дискурса? 

Что он сегодня вообще - патриотический дискурс? 

Каковы перспективы его политической реализации?

Об этом - и много еще о чем - будем говорить сегодня, 27 марта в 20.00,  в  прямом эфире  моей авторской программы  «Заговор» в эфире РСН  с доктором исторических наук, главой  Парижского отделения Института демократии и сотрудничества,  президентом  Фонда  исторической перспективы  Натальей Нарочницкой.

Слушать здесь или на частоте 107.0 FM. Вопросы, как обычно, можно задать уже здесь и сейчас.

Марина Юденич