Нация-предприниматель

Вторник, 14 сентября 2010 г.

Журнал "Эксперт" пишет:

Перефразируя известное вы­­ска­зывание господина Ульянова-Ленина, можно сказать, что Россия сегодня беременна модернизацией. Однако состоится ли рождение ребенка и будет ли он достаточно силен и здоров - пока непонятно. А хотелось бы достичь такого состояния экономики и политики, чтобы мы могли сказать: «Да, модернизация у нас началась. Мы понимаем, что и зачем мы делаем, и если будем достаточно упорны, то достигнем успеха».

Год назад, готовя специальный выпуск «Всемирная история модернизации», мы провели исследование основных принципов модернизации разных стран. Это позволило, как нам кажется, определить факторы, необходимые для успеха модернизационных проектов. Интуитивно понятно, что модернизации в США и Англии, с одной стороны, в Японии, Южной Корее и Китае - с другой, в СССР - с третьей - разные. Ключевое отличие между ними заключается не том, в какое время они проходили, а в том, в какой степени в модернизационный проект были добровольно и сознательно включены основные социально активные группы граждан: предприниматели, научная или технократическая элита, средний класс. Рассматривая истории модернизации с этой точки зрения, мы выделили две основные схемы: органичную модернизацию и модернизацию авторитарную.

Самым ярким и успешным примером органичной модернизации, безусловно, является проект США, в рамках которого удалось реализовать концепцию свободного от наследственной элиты общества, где каждый может добиться успеха. Эта иррациональная концепция, которая начиналась со слов: «Мы стоим на холме, и весь мир смотрит на нас...» - на протяжении очень долгого времени и уже при достижении крайне высокого уровня благосостояния позволяет США оставаться новаторской по духу страной, при этом сохраняя чрезвычайно высокий уровень, казалось бы, архаичного в эпоху глобализации национализма.

На другом полюсе находится проект Японии. Япония дважды приступала к модернизации: в XIX и в XX веках. Она тоже пыталась идти по западному сценарию, однако по сути ее модернизационный проект остался проектом элитарным и авторитарным. Ни в XIX, ни в XX веках национальная культура Японии не позволила ее элитам искать соединения своих устремлений с чаяниями нации, не позволила искать легитимности своей политики в опоре на широкие слои того, что называется сегодня средним классом. Подробная история японской модернизации XIX века показывает, как выдыхается такой элитарный проект за счет череды уступок и компромиссов модернизационной части элиты в отношении ее консервативной части. Известно, что это закончилось избыточной милитаризацией Японии. Послевоенный проект прошлого века, по видимости куда более успешный, тоже не привел к созданию экономической и политической системы, способной к саморазвитию, о чем, на наш взгляд, свидетельствует двадцатилетняя стагнация японской экономики.

Индия тоже в целом пыталась реализовать фактически западный проект модернизации. Но идея (которая сегодня иногда рассматривается как пример подражания для России) создать современные отрасли-образцы, быстро встраиваемые в текущий мировой хозяйственный уклад (имеется в виду ставка на информационные технологии), которые должны были каким-то образом вытянуть всю Индию, оказалась не вполне работоспособной. Без создания широкой базы пусть не столь передовых, но в целом современных производительных сил такая большая по численности населения страна не смогла обеспечить заметный рост благосостояния граждан и вовлечь их в модернизацию.

Сегодня часто можно услышать, что мы не хотим авторитарной, мобилизационной и прочей насильственной модернизации. Источником страха, что мы пойдем по авторитарному пути, является не только наша советская история, но и тот факт, что план модернизации рождается в элитных кругах. Однако история модернизаций, как успешных, так и неудачных, показывает, что их субъектом всегда выступает сплоченная элитная группа, обладающая большим ресурсом власти. Ее наличие - первый обязательный фактор модернизации. И он у нас есть.

Второй фактор - адекватная оценка экономических трендов в мире и своих в нем возможностей. Его наличие также присутствует как в органичных модернизациях, так и в авторитарных. Так как модернизация по сути является способом ведения экономических войн, то первая задача, которую видят для себя элиты, - стать страной, которая может вести экономическую борьбу. Однако этот фактор может стать как очень сильным стимулом, так и причиной неуспеха модернизации. В попытке хорошо выглядеть во внешнем мире элиты могут как бы разделить свою страну на метрополию и колонии, где ресурсы колоний будут использованы для создания очень современной и привлекательной метрополии. Успех такой модернизации будет временным. Другая опасность заключается в недооценке своих внутренних сил и ведения проекта по схеме «догоняющей» модернизации.

....

Еще фактор, различающий органичные и авторитарные модернизации, - наличие в первых мощного политического оформления, определяющего сверхзадачу нации. Мы после СССР таких вещей боимся, но похоже, что просто задача получения экономических преимуществ и для страны в целом, и для отдельных социальных групп не оказывается достаточно сильным стимулом, чтобы обеспечить долгосрочный успех.

Такой взгляд на модернизацию, по-видимому, характерен для общества модерна, в центре которого стоит человеческая личность, которая стремится быть и участником, и бенефициаром модернизации, причем не личность вообще, а личность, включенная в целостность под названием «нация». Этот взгляд может показаться несколько архаичным - в современном глобальном мире к модернизации относятся более механистично. Однако для России, страны западной, но политически проскочившей общество модерна, сегодня ближе именно такая концепция модернизации. Концепция, сфокусированная на деятельном человеке и нации.

В этом контексте уместен вопрос: какой сегодня может бы политическая концепция российской модернизации, вовлекающая в проект нацию? Кажется, что это можно назвать так: реализация концепции демократии и европейского национального государства в пределах нашего имперского по масштабам пространства. Фактически сегодня мы, как и амбициозные американцы, стоим на холме, и весь мир смотрит на нас: сможет ли огромная, холодная полуазиатская страна стать одновременно и сильной, и свободной?

Исторически в России в сфере гуманитарных, а значит, и политических вопросов большой вес имеют «западники». Ни у кого не может быть сомнения, что западная цивилизация - это могучее историческое явление, основанное на совокупности важных ценностей и достигшее небывалых высот в очень многих сферах человеческой деятельности. Но считать так недостаточно для российского «западника». Наши «западники» отрицают саму возможность существования России. Любые упоминания национального - будь то интереса, будь то возможностей - воспринимаются ими либо как недопустимая архаика, либо как проявление агрессии. Пытаться опираться на «западников» в модернизационном проекте - значит реализовывать его в рамках концепции «метрополия-колония». Причем очень скоро станет заметно, что центр метрополии перемещается из Москвы в Лондон, Брюссель и Берлин.

Поскольку сегодня важным аспектом модернизации считается собственно инновационная деятельность, то возникает логичная идея сделать социальной базой модернизации слой высококвалифицированных технократов. Но в любой стране слой людей, способных работать в сугубо инновационной сфере, не превышает 1%. Делать ставку на них - значит тоже идти по пути разграничения страны на «метрополию» и «колонии».

Однако есть и другой «человеческий ресурс».
...В России сложился достаточно мощный слой людей, кровно заинтересованных в национально ориентированной модернизации. Прежде всего благодаря их деятельности за последние двадцать лет Россия смогла масштабно внедрить основные элементы рыночной экономики, удержать от разрушения промышленность, создать новые предприятия. Этих людей никак нельзя обвинять в архаичности: они пользуются интернетом; они выезжают за границу, в том числе в поисках решений для своего бизнеса; они чаще, чем крупные компании, внедряют инновации, в том числе находя инновации, накопленные в советском оборонном комплексе. Эта категория граждан развивает в России современные технологии образования, частную медицину, пытается заниматься актуальным градостроительством, модернизацией сельского хозяйства и проч. Они плотно связаны со своей территорией обитания либо за счет собственности, либо за счет рационального понимания, что их нигде больше не ждут, либо за счет иррациональной любви к родине. Этот слой кровно заинтересован в стратегическом развитии именно национального хозяйства, с тем чтобы их деятельность была более защищенной и более эффективной. Их можно назвать «новыми почвенниками». Они, на наш взгляд, являются естественной базой органичной модернизации.

....

Если рассматривать новую ситуацию с западной точки зрения, то его, Запада, выбор заключается в следующем: либо готовиться к череде новых конфликтов за ресурсы, либо формировать новую рыночную среду, которая поможет растущим странам создавать современные производительные силы везде, где на это возникает социальный заказ.

Россия в этом контексте, если она будет реализовывать программу развития собственных производительных сил, окажется в самом передовом тренде мировой экономики.

 

По сути можно выделить три типа нашего технологического взаимодействия с Европой.

Первый, наиболее явный и масштабный, реализуется в тех сферах, которые имеют отношение так или иначе к государственным проектам. Здесь мы широко распахиваем двери для Европы. В этом случае чаще всего реализуются самые простые схемы интеграции: либо покупка технологичных продуктов, либо совместные предприятия, где контрольный пакет или сразу, или с течением времени переходит к европейской компании. В этих случаях участию западных компаний в тех или иных проектах редко предшествует анализ российских технологических или инновационных возможностей.

Второй путь реализуется частными или региональными субъектами: российские компании города или губернии, чувствуя дефицит компетенций, сами ищут западных партнеров и либо создают совместные предприятия, либо привлекают их в качестве подрядчиков. Причем если в первые годы рынка речь чаще шла о совместных предприятиях, то сегодня - о тех или иных формах подряда.

Третий вариант - продажа состоявшихся бизнесов европейцам. Это явление не менее распространено в среде среднего бизнеса, чем поиск западных партнеров. Причина его, как правило, в недостаточной финансовой мощи российской компании. Отдельно хочется обратить внимание на то, что все чаще в этих случаях мы предоставляем не только большой рынок, но и новые технологические решения. Чтобы не быть голословными - пример. В июле этого года компания «Аскона», контролирующая треть российского рынка матрасов и владеющая уникальными разработками пружинных блоков, продала 51% своих акций крупнейшему шведскому производителю матрасов Hilding Anders. В результате шведы одновременно и получили один из крупнейших и высокотехнологичных пружинных заводов в Европе, и стали лидером на российском рынке. Конечно, утеря лидерства в производстве матрасов не является национальной проблемой, но только если ты - Европа. Это Европа напичкана индустрией, а Россия - ее антипод. Мы, как кажется, должны беречь буквально каждого национального производителя.

Таким образом, у нас есть три варианта: легкая и масштабная модернизация текущих технологий; долгий путь абсорбции западной культуры и выращивания собственной культуры; продажа качественных активов. Понятно, что содержательная конкуренция идет между первым и вторым.

В этом выборе стоит опереться на мировой опыт. Он показывает две вещи. Во-первых, в мире нет компаний - лидеров в своем сегменте, которые были бы построены на чужих, заимствованных технологиях. Лидерство, по-видимому, предполагает умение создавать и внедрять абсолютно новое, и механизм создания компании, умеющей лидировать, импортировать невозможно.

Во-вторых, опыт самой европейской индустриализации, показывает, что глубинная модернизация экономики страны не обходится без создания национальных высокотехнологичных в своей отрасли кластеров, поначалу ориентированных на внутренний рынок. Есть множество примеров того, что наличие именно внутреннего потребителя дает национальным компаниям возможность отточить свои технологии и продукты в комфортных условиях, что впоследствии позволяет завоевать внешний рынок. Мы же сегодня часто слышим о прямо противоположной стратегии: нашим высокотехнологичным компаниям сразу необходим внешний рынок, так как он масштабен. Поэтому мы должны дать своим технологичным компаниям возможность на время стать «придатком» западных компаний. Вероятно, такая логика исходит из того, что, присоединившись к внешнему рынку, наши компании постепенно станут большими. Однако они уже наверняка будут не нашими.

Да и вообще, сама мысль, что для Европы мы интересны как огромный рынок, а значит, способны создать огромный спрос, но в то же время сами этот рынок занять не можем, выглядит абсурдной. Нам никто не мешает последовательно развивать свое хозяйство. Мы имеем полное право воспользоваться своей большой потребностью в модернизации целых частей нашего социально-экономического уклада для создания собственных технологически сильных предприятий и отраслей. Характерный пример такого рода - модернизация российского здравоохранения. Понятно, что это направление будет развиваться, что сюда будут влиты огромные деньги, так как государство реализует социально ориентированную политику. С другой стороны, и население готово платить за медицинские услуги, о чем свидетельствует бурный расцвет частной медицины в крупных городах, там, где есть платежеспособный спрос. Соединение государственного и частного спроса дает нам огромный рынок. За него, естественно, борются западные компании. Однако, во-первых, на этом рынке есть и наши уже сложившиеся игроки, а во-вторых, в России есть уникальные разработки, которые могут стать основой для создания кластера, например, современной медицинской техники. Если такого рода компании и технологии получат преференции на участие в модернизации российской медицины, то они получат и шанс через одно-два десятилетия стать мировыми лидерами в своих сегментах.

Что может экономика России и чего не может

В период национальной модернизации, все - и граждане, и бизнес, и государство - становятся инвесторами своей экономики. Здесь очень важно слово «все». На определенном этапе экономическое развитие становится общей задачей нации. Чтобы перейти от стадии разговоров к стадии собственно модернизации, нам очень часто не хватает просто веры в собственные силы. Избыточное желание России опереться в модернизации на источники внешней силы связано с тем, что даже в экономически активной части общества существует твердое представление: наша экономика неэффективна, развивается исключительно за счет экспорта и сырьевых отраслей, в ней полностью отсутствуют институты, обеспечивающие развитие.

Безусловно, если мерить нашу экономику статически, то ее эффективность как сумма прямых производительностей всех компаний невелика. Однако если мерить ее динамически, с точки зрения отдачи на вложенный капитал, а значит, способности к преобразованиям и росту, то мы должны будем признать, что наша экономика обладает имманентно присущим ей мощным механизмом развития.

Из потенциального в реальный

Как превратить этот спрос из потенциального в реальный? Первый ответ очевиден. Нужны государственные программы - транспортные, жилищные, медицинские. Совсем не обязательно, чтобы оператором выступала федеральная власть. Сегодня большая социальная ответственность и большая инициатива проявляются региональными властями, и нужны механизмы, помогающие делать эти программы менее затратными для бюджета (развитие облигационного рынка) и более эффективными (развитие инжинирингового бизнеса). Мы боимся государственных проектов, будучи убеждены, что вмешательство государства в экономику снижает ее эффективность. Это не так. Конечно, эффективность каждого отдельного проекта с участием государства ниже, чем при реализации его частной компанией. Но за счет масштаба рынка, который может сформировать государство, интегральная эффективность государственных программ высока. Нельзя отрицать тот факт, что современное государство за счет колоссальных денежных ресурсов является самым мощным игроком капиталистической экономики, и те страны, которые изолируют его от экономической деятельности, проигрывают международную конкуренцию.

....

В сегодняшних условиях это означает, что для благополучия страны надо, чтобы в ней было много рабочих мест с хорошей производительностью. Если это есть, то национальная экономика приобретает совершенно новые черты, автоматически повышающие уровень жизни. Развитое внутреннее производство обеспечивает уровень конкуренции, не сопоставимый с тем уровнем, который может дать импорт. Это приводит к снижению цен на продукцию. А это, в свою очередь, приводит к повышению уровня жизни людей.

Сегодня же, несмотря на то что российская экономика много слабее и беднее развитых экономик, стоимость жизни у нас существенно выше. Это следствие неразвитости целого спектра отраслей, обслуживающих внутренний спрос. Идея, высказанная Егором Гайдаром, что нам не нужна легкая промышленность, потому что все можно купить за границей, оказалась неверной с точки зрения создания богатства нации. Только создав производительные силы, обслуживающие значительную часть внутреннего спроса, мы сможем радикально повысить уровень жизни в стране. А без этого невозможно будет развивать современную, способную к постоянной генерации инноваций экономику.

...

Помимо уже упомянутых медицины и сельского хозяйства очевидны и два других, более мощных по воздействию на экономику и занятость сектора - это новое градостроительство и создание транспортных коммуникаций. Здесь уже идут бурные и модернизационные, и инновационные процессы. Новое градостроительство является одной из самых актуальных тем для российского среднего класса. И города, и городские поселки ищут варианты создания комфортной среды обитания. Эти поиски и реализация отдельных (даже небольших) проектов тянут за собой целый спектр инновационных секторов: новое энергоснабжение, новые материалы, новое проектирование. Никто не сомневается, что потенциал этого сектора в России огромен.

Те же слова можно сказать и о развитии транспортной инфраструктуры. И здесь идут спонтанные процессы внедрения новых технологий, охватывающих такой масштабный сектор, как создание и применение новых материалов.

Совершенно неожиданной спиралью роста может оказаться российское среднее образование нового типа, которое спонтанно развивается на базе советских разработок. Эти образовательные подходы дают возможность формировать в детях навыки проектного подхода начиная с подросткового возраста, при этом не жертвуя глубиной академических знаний. Развитие этой зоны не потребует от государства практически никаких материальных затрат и при этом позволит уже через десять лет получить принципиальные изменения на рынке труда с точки зрения готовности людей к самостоятельной инициативной деятельности.

Еще одна важная вещь для возникновения спиралей роста - открытость и доступность новых технологий, обеспеченная новым качеством информационной открытости. Причем удивительно, насколько мало нужно, чтобы преобразовать жизнь целых городов, опираясь на принцип спирали роста и информационную открытость. Самый яркий пример из этой сферы - поселок Маслянино, расположенный в 300 километрах от Новосибирска. Всего за пять лет из умирающего поселения Маслянино превратилось в процветающий поселок, живущий на основе современного животноводства, имеющий всю необходимую для современной жизни социальную инфраструктуру, включая собственный горнолыжный курорт. Таким образом, принцип спирали роста может быть применен как для решения задач модернизации отраслей и секторов национального хозяйства, так и для задач модернизации территорий.

(процитировано частично)