Площадь ритуальных услуг

Понедельник, 8 ноября 2010 г.

Cтатья была написана Олегом Кашиным за три дня до избиения:

В пересказе это должно звучать как что-то курьезное, как анекдот. Почти два года Эдуард Лимонов требовал, чтобы ему разрешили митинговать 31-го числа на Триумфальной площади. Два года не разрешали. Занимали площадь чем угодно — акциями по сбору донорской крови, концертами, автогонками, какими-то "Зимними забавами". В конце концов устроили на площади стройплощадку, огородили ее забором — нельзя митинговать, нельзя. Лимонову и тем, кто поддержал его "Стратегию-31", доставались только омоновские дубинки и автозаки. Это уже выглядело ритуалом: люди выходят на площадь, их избивают и утаскивают в милицейские автобусы — и так до следующего раза. Роза — цветок, олень — животное, воробей — птица, 31-го числа на Триумфальной ОМОН разгоняет митинг в защиту свободы митингов. Так продолжалось два года.

И вдруг разрешили. Это можно назвать чудом, можно назвать победой — Лимонов добивался права митинговать на Триумфальной и вот наконец добился. Но тут начинается анекдот: добился, однако его почему-то снова хватают омоновцы и снова тащат — уже не к зарешеченному автобусу, а за металлоискатели разрешенного митинга, к разрешенной трибуне с разрешенным микрофоном. Тащат силой, а он не хочет и, по его словам, хитростью (с разрешенного митинга милиция его не выпускает!) покидает Триумфальную площадь. Конец анекдота.

Подтвердить такое предположение невозможно, но я не верю, что силой затащить Лимонова на митинг — мол, митингуй, сука! — было идеей милиционеров и тем более их импровизацией. Они так не умеют, у них голова по-другому работает. Принести, именно принести за руки и за ноги Лимонова на санкционированный митинг, унизить его самым оскорбительным для данной ситуации образом — это не милицейский, а политтехнологический трюк. И трюк очень удачный. Затащить Лимонова за металлоискатели — минута, не больше. И этой минуты достаточно, чтобы "Стратегия-31" перестала существовать. "Пусть Людмила Алексеева примет цианистый калий",— просит Лимонов через "Коммерсантъ" свою партнершу по "Стратегии". "Пусть сам цианистый калий пьет",— отвечает ему Алексеева. Они не помирятся. 31 декабря на Триумфальной площади не будет ничего, а если и будет, то какое-нибудь позорище, не имеющее ничего общего с тем, что происходило на этой площади по 31-м числам до сих пор.

Нужно сказать две достаточно очевидные вещи, которые при всей их очевидности неловко произносить вслух. Во-первых, основная, если не единственная, ценность "Стратегии-31" заключалась именно в ее несанкционированности. Готов поделиться собственным опытом: на Триумфальную по 31-м числам хожу последние полгода как частное лицо, без журналистского удостоверения. Хожу с тех пор, как понял, что, если власть тратит на подавление "Стратегии" столько сил, денег и мозгов, значит, для власти важно, чтобы люди на площадь не выходили, а меня это оскорбляет. Если бы власть не противодействовала "Стратегии-31", "Стратегия-31" ничего бы не стоила. Кстати, еще со времен "маршей несогласных" многие лояльные Кремлю комментаторы любят недоумевать: зачем ОМОН, зачем запреты? Да разрешите вы этим несогласным их чертов марш, они немедленно станут никому не интересны — и весь рост протестных настроений рассосется сам собой. Лимонов никогда не согласится с этим открыто, но, конечно, его категорический отказ от разрешенного митинга вызван совсем не тем, что власти приняли заявку на 800 человек, а он хотел больше. Он умный, он все понимает. Это во-первых.

Во-вторых, митинговать в защиту свободы собраний и митингов в России не имеет никакого смысла, потому что свобода собраний и митингов в России ни в какой защите не нуждается. Если собрать список не состоявшихся по вине властей или сорванных властями митингов и демонстраций, то в этом списке, кроме акций "Стратегии-31" и во многом копирующего, если не пародирующего, ее "Дня гнева", не будет ничего. У московской мэрии не стоит и никогда не стояла длинная очередь оппозиционных политиков, которые хотели бы митинговать, а им не дают. Более того, именно в последние, общепризнанно недемократические годы в России и прежде всего в Москве сложилась устойчивая культура уличных политических мероприятий. Именно в последние годы на карте Москвы без всяких специальных постановлений появилось сразу несколько фиксированных гайд-парков, и это не только неудобные Болотная площадь и набережная Тараса Шевченко, но и идеальные с точки зрения логистики Чистопрудный бульвар у памятника Грибоедову и Пушкинская площадь (как памятник Пушкину когда-то переехал с Тверского бульвара на другую сторону Тверской, так и митинговая площадка переместилась в этом году из Новопушкинского сквера к памятнику Пушкину и фонтанам; сквер огораживали под стройплощадку, зато у Пушкина собирались и участники августовского митинга в защиту Химкинского леса, и — совсем недавно — активисты "Солидарности", требовавшие отставки Владимира Путина). Оппозиционеры подают заявку, мэрия или префектура ее, как правило, вполне лояльно принимает, и происходит санкционированный митинг. Территорию, отведенную под митинг, милиционеры огораживают металлическими заборчиками, у входов ставят рамки металлоискателей, никаких препятствий никто никому не чинит — ни гражданам, проходящим через рамки (ну да, из карманов нужно вынуть все железное, но так действительно безопаснее), ни организаторам с их звукоусиливающей аппаратурой. Аппаратура либо грузится в кузов специального грузовичка, либо (на Чистых прудах так происходит чаще всего, там есть возвышение у памятника) ставится на какую-нибудь ступеньку, и ораторы произносят свои речи. Потом все расходятся.

Это уже отработанный механизм, ритуал, традиция. Но есть нюанс: на этих митингах, как правило, скучно, и они, как правило, не собирают более сотни участников. Бывают, конечно, исключения, как с тем же митингом в честь Химкинского леса, но они крайне редки. Даже КПРФ, традиционно гордящейся массовостью своих первомайских и ноябрьских демонстраций, для поддержания этой массовости приходится свозить в Москву демонстрантов автобусами из Подмосковья и других областей, иначе и у коммунистов митинговали бы неубедительные сотни. В России, кажется, просто некому и не о чем митинговать всерьез. В этом очень обидно признаваться, но нет ни политиков, способных повести за собой людей, ни идей, которые позволили бы появиться новым политикам, ни, что самое ужасное, людей, которым была бы важна возможность потребовать чего-нибудь так громко, чтобы содрогнулись стены Кремля. "У каждого судьба, у каждого что-то свое, они не выйдут из клетки, они не хотят". Кажется, всех все устраивает. Даже журналистов — вот я, например, пишу сейчас о гибели "Стратегии-31", и значит, мне есть о чем писать, а что еще журналисту, строго говоря, надо?

Главный символический капитал Эдуарда Лимонова — патологическая и иррациональная ненависть, которую испытывает по отношению к нему Кремль. Эта ненависть гарантирует Лимонову, что организуемая им уличная акция никогда не будет разрешена. Лимонов — живая гарантия появления омоновцев с дубинками. Омоновцы же — единственная возможность взломать устоявшийся, скучный, ни на что не влияющий и никого не интересующий митинговый ритуал. Из этих двух слагаемых и получился успех "Стратегии-31", но оба слагаемых принадлежали не организаторам "Стратегии", а как раз Кремлю. "Карусельщик, майор из ГУЛАГа, знай гоняет по кругу коня" — карусель крутилась так весело, что никто не замечал, что крутится она только по доброй воле карусельщика. Санкционировав митинг, Кремль превратил карету "Стратегии-31" в тыкву (может быть, именно это, а вовсе не Хеллоуин имели в виду провокаторы из прокремлевских молодежных организаций, бродившие по Триумфальной в масках тыкв) — разрешенный митинг на Триумфальной оказался неотличим от других разрешенных митингов: рамки металлоискателей, грузовичок-трибуна, скучные ораторы. Людмила Алексеева, согласившаяся стоять у разрешенного микрофона, этого, кажется, не поняла. Лимонов — понимал всегда, поэтому он так не хотел быть на этом разрешенном митинге. Но его туда все равно принесли. Смешной анекдот, правда же?