Во ФСИНе идет реальная реформа

Среда, 19 октября 2011 г.

Михаил Барщевский  сказал про условия содержания в российских изоляторах и тюрьмах и идею написания нового Уголовного Кодекса нечто, совсем не совпадающее с «общим трендом» некоторых СМИ:

«...Надежда, что заграница нам поможет - это, по-моему, абсолютный тупик. Если мы сами у себя дома не наведем порядок, то никакая заграница... Во-первых, нафига им это надо, да? Извините за резкость. А во-вторых, у них своих проблем хватает, кстати говоря, и с заключенными, и напомню, с Гуантанамо (там те еще гуманисты были).
...Что касается условий содержания, они, насколько я знаю, за последние 10 лет сильно-сильно изменились. Курортными они не стали. Но когда у нас заходит речь о нашей системе... Ну, кстати говоря, просто надо, справедливости ради, отметить, что не по своей, наверняка, инициативе, а с одобрения вышестоящих товарищей Коновалов, министр юстиции и Реймер, директор ФСИН проводят сейчас реальную реформу. ... И не случайно идут разговоры об изменении уголовного законодательства с точки зрения его гуманизации и содержания во ФСИНе, и альтернативные меры наказания. То есть у нас реально первые шаги, причем, заметные шаги за последние года 3-4 сделаны. ...
А, кстати говоря, условия содержания в изоляторах - это за последние лет 10 довольно много произошло. Там другая есть проблема. Но я всегда вспоминаю историю , я в какой-то нашей советской газете, то ли в «Правде», то ли в «Известиях» прочел заметку, которая на меня тогда произвела, ну, буквально шоковое впечатление. Сообщалось о забастовке в какой-то из датских тюрем . Датские заключенные объявили забастовку или даже голодовку, потому что они требовали установки в камерах вместо черно-белых телевизоров цветных. И вот тогда, когда это в советской прессе прозвучало (а мы знали, что у нас творится), ну, это было как издевка.
Поэтому, конечно, лучше, чтобы были цветные телевизоры, особенно в следственных изоляторах в отношении людей, которые не осуждены. Но сегодня меня в большей степени волнует вопрос проникновения гражданской медицины в следственные изоляторы к пока не осужденным, еще к подследственным. Потому что что-то чересчур много стало проблем у нас со здоровьем у тех, кто находится под следствием. И чересчур как-то спокойно на это реагируют тюремные врачи. Правда, потом почему-то в отношении них возбуждаются уголовные дела... Но, в принципе, там должна быть гражданская медицина - я в этом абсолютно убежден...
Вот, по моим ощущениям (пускай меня опровергают те, кто со мной не согласны), но по моим ощущениям с приходом Реймера в качестве директора ФСИН эта система стала открытой для прессы. ...  Поэтому просто мы узнаем про многое, про то, что мы раньше просто не знали и слыхом не слыхивали. ...
Другое дело, что их пиар-службы работают совершенно бездарно - это другая тема. Например, если я вас сейчас спрошу, у нас количество заключенных увеличилось или уменьшилось, вот вы можете ответить?
А на самом деле, количество заключенных резко сократилось. Но там проблема больше в следствии и в суде, потому что цифра, которую я знаю, вдумайтесь, 20% взятых под стражу до суда выходят либо с оправдательным приговором, либо с приговором, не связанным с лишением свободы. То есть 20% сидит понапрасну. И это реально огромная проблема, что у нас берут под стражу до суда просто потому, что следователю так удобнее. Не потому, что этот человек представляет опасность для общества, может убежать. Следователю так удобнее. Вот это проблема. Там условия содержания - да, согласились, ну, они никогда не будут курортными. А вот то, что сажают тех, кого не надо сажать, это катастрофическая проблема...
То, что это сказал Николай Федоров, это уже конкретно... То есть это уже будет иметь последствия.
Значит, когда я в том редактируемом мною приложении к «Российской газете» в «Юридической неделе» поставил в номер статью пяти докторов юридических наук о том, что наш Уголовный кодекс - это лоскутное одеяло, и что это вообще безобразие, надо его менять, во-первых, я был уверен, что главный редактор «Российской газеты» снимет материал. Я был первый раз удивлен, что он его не снял. Но потом я был уверен, что у меня сейчас начнутся звонки от тех, кто отвечает за это, так сказать, с выражением своего недовольства. Я был поражен, что пошли звонки с благодарностью за то, что я этот материал опубликовал. И возникла общественная дискуссия.
Прошло где-то года 1,5, наверное, и уже на самом высоком уровне эта идея теперь обсуждается, ну, скажем, как очевидная вещь. Произнесение этих слов Николаем Федоровым означает, что это позиция ОНФ. То есть это позиция «Единой России», это позиция и Путина, и Медведева. Теперь наверняка, стопроцентно будет создана рабочая группа, которой будет поручено это все сделать. Единственное что я бы очень не хотел, чтобы была кампанейщина. Потому что такая вещь как Уголовный кодекс - писать ее надо не месяц и не 2, это минимум (ну, с моей точки зрения) такой, интенсивной работы хорошего коллектива, минимум года 2, чтобы все взвесить, состыковать, чтобы не было вот той бессистемности, лоскутности, которая у нас сегодня...
Да, переписывается все полностью. Да. Вот здесь уже нельзя латать - здесь надо переписывать все полностью. Другая вещь, конечно, какие-то вещи сохранятся, там, в большей части сохранится общая часть Уголовного кодекса. Но надо принципиально договориться о том, что у нас лишение свободы - это...  исключительная мера наказания, когда другой никак нельзя, или это рядовая мера наказания? ... Это политический вопрос, политическая воля. ... Знаете, вот я очень люблю термин такой. В Европе сажают, когда нельзя не посадить. В Америке сажают, когда можно посадить. Понимаете разницу, да? Вот, по какому пути мы идем? Это первое.
Там есть много вещей - не буду сейчас в юридические тонкости углубляться ...
Но приняв новый Уголовный кодекс, нужно одновременно договориться, должен быть общественный договор на некие моратории, и перестать его трогать. Потому что у нас как проблема возникает, тут же новая статья в Уголовном кодексе. ...
Мне эта история нравится по двум причинам. Причина первая, что, наконец, надеюсь, появится нормальный Уголовный кодекс. Он был нормальным, пока его не трогали - он был вполне удобоваримым, скажем так. Потом его задергали вот этими...
Так вот, а вторая вещь, которая мне симптоматически очень нравится (пускай меня даже назовут клиническим оптимистом), вот это пример, когда совершенно очевидно власть реагирует на мнения экспертного сообщества. Потому что экспертное сообщество уже минимум год говорит о необходимости изменения Уголовного кодекса, именно экспертное сообщество. И власть прислушивается. Это, знаете, вселяет оптимизм. Если власть прислушивается к экспертному сообществу юристов, экономистов, финансистов, я не знаю там, животноводов (не важно, кого), то...
Я вам сказал, что это симптом, это хороший симптом. Я не сказал, что все, мы живем, просто, вот, райские кущи. Райские кущи никогда не бывают. Но власть хотя бы стала прислушиваться, и это очень симптоматично. Это очень симптоматично...»