'Масштабы телефонного права в судах сильно преувеличены'

Четверг, 17 февраля 2011 г.

Элла Панеях, ведущий научный сотрудник Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге,  опубликовала в сегодняшних «Ведомостях» примечательное эссе о коллизии, возникшей в связи с выступлением пресс-секретаря Хамовнического суда. Особо примечательным делают это произведение, во первых, оценки, которые даются судебной системе, в во-вторых то, что автор является экспертом,  чрезвычайно популярным в кругах разного рода «несогласных» оппозиционеров.

Вот некоторые особо примечательные оценки:

(..) Понятно, что дело Ходорковского - Лебедева - история экстраординарная и общественность в первую очередь обсуждает красочные подробности, изложенные Васильевой. Председатель суда, теряющий за время процесса всю свою общительность и жизнелюбие, то пьющий корвалол после разговора «с городом» (...) - сюжет, вполне подходящий для какой-нибудь мыльной оперы, а то и для хорошего кинофильма «с моралью».

(...) И первое, что бросается в глаза: масштабы телефонного права в российских судах сильно преувеличены общественным мнением. Правду ли говорит Васильева или в своем очевидном сочувствии к Данилкину изрядно сгущает краски, эту историю рассказывает человек, для которого - изнутри аппарата суда - настойчивое давление сверху на судью с целью добиться конкретного приговора выглядит не рутиной, а эксцессом: оскорблением достоинства и серьезной угрозой профессиональной репутации. Ломать судью через колено, пытаясь лишить его даже тени дискреции, там явно не принято.

(...) То, что секретари правят за судью текст приговора (который теоретически никто не имеет права видеть до оглашения), то, что во время написания приговора «в свой выходной» судья имеет возможность обсуждать его написание с кем угодно, включая свое начальство, тоже не выглядит каким-то особенным издевательством над правосудием в конкретном деле; так просто делают для удобства, для упрощения себе жизни.

(...) Тем не менее есть в этой истории обнадеживающий момент. Она ярко показывает, что стопроцентная сервильность и презрение к закону и этике по крайней мере не являются в наших судах общепризнанной нормой. В отличие от других частей российской репрессивной системы в судейском сообществе уровень разложения не достиг еще такой степени, чтобы профессиональная этика перестала приниматься в расчет вообще. Нормы, разумеется, нарушают - нормы везде нарушают, идеальных людей, и тем более учреждений, не бывает. Но хотя бы помнят об их существовании и пытаются - в тех рамках, которые оставляет судьям их предельно зависимое положение, - принимать в расчет. Это значит, что, если бы удалось освободить судей от унизительной бюрократической зависимости, от них можно было бы ждать более правосудных решений - даже с нынешним составом судейского корпуса.