Казус-Кашин

Воскресенье, 14 ноября 2010 г.

Андрей Писарев пишет:

Очень тяжело говорить на эту тему. С одной стороны, потому что, как сказал один мой коллега, мы имеем очень сильный вектор медиапространства. К тому же, замечу в скобках, если ты сам - часть этого медиапространства. С другой - по сентиментальной русской традиции, если кто-то (группа людей) на несчастье ближнего с махровой вульгарностью делает политику, то противодействовать этому хоть как-то - безнравственно. Вообще, эта политтехнология - выжимать три конца из беды конкретного человека - очень винтажная, очень простая и крайне успешная в нашей стране. Началось это, кажется, с Радищева. Далее - со всеми остановками. Только, пожалуй, в брежневские времена наконец-то все поняли. Перестали диссидентов не то, что мучить - пальцем не касались. Аккуратненько под белы ручки - и в Вену, до востребования. И сразу эффект пошел на убыль. Диссиденты в конце восьмидесятых, если кто помнит, были никакими не властителями дум, а безобидными квартирными клоунами, считающими дни и часы до такси в Шереметьево. Но не зря пишут о злорадной оборачиваемости русской истории: двадцать лет прошло - и вот оно.

Короче. Неприятно, но надо говорить. Хотя бы потому, что многие мои товарищи, так сказать, по оружию думают так же, но сказать боятся - повторяю: национальная традиция. А как любил говорить один великий композитор: «традиция это рутина, которую надо взрывать». Правда, он не был политиком. Ни даже политтехнологом.

Есть три причины, по которым я не согласен с идеей законодательного придания статуса дипломатической неприкасаемости в своей стране славному и многочисленному сообществу моих коллег журналистов.

Первая - повод. Не то чтобы его не было - Кашина, несомненно, жаль, он в больнице и это ужасное преступление. Но, как говаривал Василий Иваныч, есть нюансы.

Представьте себе. Вы едете в трамвае, троллейбусе, электричке - в любом общественном транспорте. Идет контролер, проверяет билеты. Очки, бородка, фланелевые брюки, легкая улыбка, взгляд в себя. Вдруг сзади с сидений встают три отморозка и начинают калечить его арматурой. Конечно, после этого, особенно если вступиться физически по разным причинам не можешь, тебя душит праведный гнев и ты подписываешь любые петиции в пользу особого статуса контролеров: выделения им обязательной охраны, приравнивания ответственности за нападения на контролеров к покушению на президента и т. д.

Представим себе другую, гораздо менее вероятную, картину. Контролер, плотный разбитной дядя лет сорока с наглой усмешкой, слегка навеселе: «Ну, че, гандоны! Предъявим билетики?». И после каждого щелчка компостера, осклабившись, персонально желает: «Соси х...й!». Дальше та же картина: три отморозка с арматурами, и те же последствия. Разумеется, после первого сдавленного ликования вы быстро испытает ту же гамму чувств: ужас и сочувствие. Но ваши гражданские пожелания, скорее всего, удовлетворятся обычными конституционными нормами - отвратительно бить человека! где милиция? и т. д.

Как это ни неприятно, но все коллеги, которые, надрываясь, требуют справедливости и далеко идущих последствий, очень хорошо знают, что речь идет о втором случае в чистом виде. А те, кто не знают, пусть просто посмотрят его блог.

Вторая причина. О ней в нашем кругу тоже говорить не принято, но все о ней знают. Когда в защиту Кашина выступают коллеги журналисты - это одно. А когда впадают в истерику и требуют особого статуса главные редактора газет и владельцы изданий, как например, на недавней закрытой встрече, как у нас принято говорить, за зубцами - тут, как говорят музыканты, возникает отчетливая побочная тема. Быстро переходящая в главную. Возможно, мне очень не повезло в жизни, но за двадцать без малого лет в профессии я очень редко встречал у коллег гражданский пафос ради, так сказать, гражданского пафоса. Почти всегда, сталкиваясь с феноменом внезапно открывшегося гражданского самосознания у отдельно взятого журналиста, весь цех хорошо понимал, в чем конкретно здесь дело. Это общее понимание стало со временем своего рода перепускным клапаном. Никто ни на кого не обижался (я имею в виду исполнителей и жертв многочисленных кампаний). Помню сам, прочитав о себе что-то остроумное в духе времени, что-то вроде привычки к половым актам с конями, и, встретив коллегу-автора, с хохотом поздравлял его. Разумеется, бывали и сбои. Как в любой небезопасной профессии.

Сейчас, когда примут закон, журналистов в нашем обществе по функциональному статусу приравняют к милиции (или полиции). У них тоже опасная работа на заказ и в парадоксальной ситуации, когда заказчики ходят по тротуару как обычные «лохи», а исполнители защищены особым статусом, ничего с моей точки зрения аморального нет. Меня только немного раздражает этот лишний пафос. Этот накал сериальных страстей. Как в азиатской лавке, когда все все понимают, все друг друга сто лет знают и все равно орут, исполняя ритуал. В общем, провинциализм. И тут мы переходим к последнему.

Третья причина - «Вы и убили-с». Про мотивы и исполнителей. Считается, что преступление совершает тот, кому это выгодно. Вообще-то, это тоскливый трюизм. Но в жизни и в истории он, тем не менее, работает. Наш великий историк Скрынников толстенную книгу написал о том, что Годунов не убивал и, главное, не мог никак убить царевича Димитрия. Кто это все читал? Но Годунов, по крайней мере, воспользовался плодами, так что молва народная отчасти справедлива.

Нужно быть абсолютно некомпетентным человеком, чтобы всерьез считать, что, краснеющие как девушки, активисты МГЕР кого-то избили арматурой. Или что это сделал Турчак. Говорить на людях, что трамвайному хаму надо бы дать по морде - это одно. Дать в морду - совсем другое. А организовать избиение арматурой - третье. Зато поразительно как композиционно точно это избиение легло в развитие движения за отставку Суркова. Я, разумеется, уверен, что это движение - совершенно спонтанное, никем не инспирированное выражение гражданской позиции. Просто у коллег наболело. Они устали бояться. Поняли, что есть вещи пострашнее физической расправы и самой смерти. Я кстати уверен также, что многие коллеги так и думают в момент своих выступлений. Профессия предполагает мгновенную возбудимость и искреннюю чувствительность.

Так вот что хотелось бы заметить: коллеги, горячиться не надо! Возможно, без Суркова будет гораздо хуже, чем с ним. Так уже не раз повторялось в новейшей истории. А наоборот - ни разу. И дело здесь не в диалектике исторического процесса. Просто так всегда бывает, когда тебя используют в темную в чужой игре.